Куколка - Страница 74

К оглавлению

74

«Инъекция! Чертов МОРС вколол мне транквилизатор…»

Чудовищным усилием Тарталье удалось вернуть зрению резкость. То, что он принял за оружие, было ложкой и миской, где лежали две жестяные баночки с «замазкой».

На Террафиме настал вечер, а кормилец опаздывал.

Пульчинелло пришел ужинать.

КОНТРАПУНКТ
ЛЮЧАНО БОРГОТТА ПО ПРОЗВИЩУ ТАРТАЛЬЯ
(около трех лет тому назад)

Есть болезнь, которой не найти в медицинских справочниках – острый недостаток публичности. Сей вирус демократичен: он не щадит ни бедных, ни богатых. Женщины, мужчины, дети – лишенные внимания, они с настойчивостью наркомана кричат с любого, мало-мальски возвышенного места:

– Мы здесь!

Скажите нам спасибо, просят они. Хоть за что-нибудь. Обругайте нас. Выслушайте. Посочувствуйте. Прокляните. Воздайте хвалу. Осыпьте бранью. Только не проходите мимо.

Потому что мы здесь, и цена нам – грош.


– Доброго огня, пахлаван-пир!

Фаруд низко поклонился. Здесь он кланялся на старинный манер: упершись ладонями в бедра и пошире растопырив локти. Вдох-выдох, глубокие, как три удара сердца – и можно выпрямить спину. Этикет соблюден, титул «покровителя силачей» озвучен вслух. Настал час добавить без церемоний, с радостной улыбкой:

– Здравствуйте, Мансур-ата! Рад вас видеть!

– И тебе доброго огня, маленький Фаруд! – бас Мансура Гургина, учителя борьбы, приводил в священный трепет любого, кто слышал его впервые. Даже для давних знакомых после долгой разлуки этот бас звучал впечатляюще. – Забыл старика, забыл! Летаешь, гуляешь, пропадаешь за семью дымами…

Сделав девять шагов, Фаруд утонул в объятиях «покровителя силачей». Пожалуй, никто не звал вехдена «маленьким», кроме Мансура. Пахлаван-пир звал «маленькими» всех, включая кея Кобада IV (да восияет свет владыки над миром!), своего ученика в прошлом. Дородный великан, лишь чуть-чуть обрюзгший с возрастом, в последние годы он хворал ногами, но скрывал это. Старость ходила вокруг да около борца, опасаясь подобраться ближе – а ну как схватит да сломает? А Мансур стеснялся карги-старости, как подросток – скверно одетой, вульгарной матери.

– Распустился! Кисель, не мужчина! Позор…

Заливаясь дробным смешком, старик – осторожно, чтобы не искалечить! – хлопал гостя по плечам. Мял пальцами мышцы рук; ухватил за талию, поднял на уровень лица, повертел и поставил на место, будто статуэтку. Со стороны это выглядело шуткой. Но Фаруд хорошо знал: после такой «шутки» пахлаван-пир способен выдать подробное заключение о твоем физическом состоянии.

И меддиагностер сгорит от стыда.

– А ну-ка, лезь в «очаг»! Разомни уши деду Мансуру!

Финальная реплика означала, что гость принят и прощен. Годы отсутствия списаны в утиль, Мансур не сердится. В «очаг», то есть на деревянный помост для поединков, лезть, разумеется, не надо. Старик давно ограничивался наставлениями и редкими, аккуратными демонстрациями. Но стену за «очагом» украшал чемпионский пояс Збышека Станисласа – многократный победитель чемпионатов Галактики по вольной борьбе, Збышек шестнадцать лет назад прилетел на Михр знакомиться с Железным Мансуром.

Знаменитый тяжеловес был вежлив и доброжелателен. Он разделил «очаг» с пахлаван-пиром, подарил старику свой пояс и улетел на родину – лечить два сломанных ребра и вывих колена. С тех пор борцы переписывались. Збышек именовал Мансура «батей», а Мансур неизменно в первых строках послания справлялся о здоровье «маленького Збышека».

– Ниже! Иди ниже! Ты пахлаван, или бычье дерьмо?

Это относилось уже не к Фаруду. Комментируя действия учеников, старик не ограничивал себя в выражениях. Отменно сдержанный вне зала, здесь он становился ругателем и сквернословом. Кому не нравилось, мог уходить и больше не появляться. В обмен на терпеливость и смирение «покровитель силачей» щедро делился опытом.

В отличие от других учителей борьбы на Михре, он пускал в свой дом не только вехденов. Вот и сейчас: в зале работали трое инорасцев. Коренастый, похожий на жабу богатырь с Тхагола «качал» бублик из камня. По лицу тхаголезца ручьями тек пот: темно-розовый. Как и все его соплеменники, он страдал геморрагическими диатезами. Напротив тхаголезца модификант-серпентоид, гибкий и молниеносный, в одиночестве нарабатывал проход в ноги. К нему и относился комментарий про «бычье дерьмо».

Хотя, на взгляд Фаруда, модификант и так стелился над самым полом.

А в «очаге» подвижный, несмотря на внушительный вес, брамайн боролся с вехденом. Типичный уроженец Хордада, вехден был красавцем – хоть статую с него ваяй. Подкачал разве что цвет волос. Блондины среди вехденов – редкость, уникумы. А уж кудри, напоминающие слоновую кость… Блондин атаковал, прорываясь вплотную и раз за разом сбивая брамайна с ног. Попадая на болевой захват, брамайн с терпением, присущим их расе, выворачивался, вскакивал – и вновь осыпал противника градом ударов.

В зале Мансура-аты разрешалось бить. Старик практиковал «честный стиль», уходящий корнями в далекое прошлое Михра.

– Кровь горит? – хохотнул пахлаван-пир, отследив взгляд гостя. – Шило в заднице? Покажешь недоумкам, как уши мнут?

Мятые уши были любимым образом старика. Завистники даже прозвали Мансура – Ухомякой. Но говорить такое предпочитали за глаза. Ухо – ерунда. Хирург-косметолог новое пришьет. А хребет – если врачи успеют, ходи три года в корсетном экзоскелете…

– Запросто!

– Молодец, Щенок! Давай, переоденься…

Здоровая наглость гостя обрадовала пахлаван-пира. Старик расцвел, молодея на глазах. И Фарудово прозвище мигом вспомнил, хитрец! Фамилия Сагзи росла из древнего слова «саг» – собака. Символ уничтожения мирской грязи, собака входила в пятерку «чистых», вместе с человеком, коровой, овцой и ежом. Двадцать лет назад, явившись в дом пахлаван-пира с рекомендацией от важных людей, молодой Фаруд узнал от Мансура-аты, куда следует засунуть все рекомендации Галактики, кивнул и полез в «очаг» – драться.

74