Куколка - Страница 58

– Да! Бей меня! Я заслужила! Я виновата!

Сладострастный дурман, туманивший рассудок еще миг назад, рассеялся, как дым. Возбуждение не улеглось, но Лючано опять видел не нагую богиню, а несчастную, обезумевшую пленницу. У Юлии нервный срыв. Ее надо пожалеть и успокоить. А не потакать сексуальным фантазиям! Придет в себя – спасибо скажет.

«Жди!» – расхохотался Добряк Гишер.

И Лючано не рискнул цыкнуть на старого циника-экзекутора.

– Отомсти мне! Накажи за все! Я должна страдать, как страдал ты!

– Молчать! – рявкнул Тарталья тоном сержанта, взявшего за грудки строптивого новобранца. Раз Юлия склонна к подчинению, этим стоило воспользоваться. – Встать! Приказываю успокоиться и одеться. Немедленно! Вон ваша одежда. Я кому сказал?!

Разом лишившись жизненной энергии, женщина с трудом поднялась на ноги. Всхлипывая, Юлия послушно начала одеваться.

– Я никому не нужна! – сквозь слезы причитала она. – Муж меня бросил! Подал на развод, когда я… согласилась… на эксперимент! Я страдала… О, как я страдала! Если бы вы знали, Борготта! Потом мне казалось: все позади. Я ошиблась! Я одинока, Борготта! Слышите? Я одинока! Меня боятся, меня уважают, со мной считаются… меня ненавидят, меня хотят… Но никто – вы слышите?! – никто не хочет меня понять! Никто меня не любит! Ни один человек во Вселенной…

«Истерика, – отметил маэстро Карл, знаток слабого пола. – Знакомое дело. Справимся. Худшее позади, малыш.»

«Это еще бабушка надвое сказала, – возразил Гишер. – Дамочка переменчива, как погода весной. Того и гляди, опять домогаться начнет. Или голову об стенку расшибет. Держи ухо востро, дружок!»

Действительно, рыдания Юлии становились громче. Она тряслась, словно эпилептик; слова превращались в неразборчивое бормотание. Нет уж, хватит с нас «овоща»!

– Прекратить истерику! Это приказ!

Юлия умолкла так резко, что он поначалу даже не поверил. Решил: слух изменяет. Или помпилианка набирает воздух, желая разразиться очередной серией рыданий.

– Вы согласны, чтобы я помог вам?

– Да! Да! Я на все согласна! – старая песня, но в голосе женщины царил восторг. От этого делалось страшно. – На все, что пожелаешь!

– Повторяю: вы согласны на мою помощь?

– Да! Ты хочешь мне помочь? Я тебе не безразлична?

С нарочитой медлительностью она взялась за жакет, мигом раньше наброшенный на плечи.

– Это просто помощь. Помощь невропаста. Вы согласны?

– Да!!!

«Невропаст. Невропатолог. Невроз, – с тоской подумал Лючано. – Родственные слова. Считай, братья. Как же я устал от вас всех: рабов, хозяев, отцов, детей…»

И начал работать куклу.

II

Женщина была обнажена перед ним.

Не телесно, а иначе, на уровне доверия, знакомого лишь тем, кто чуткими пальцами касался сокровенного – разума, души, инстинктов, подсознания. Снаружи, во внешнем мире, кукла двигалась вокруг невропаста, поигрывая снятым жакетом, как матадор – алым плащом. Бык не спешил нападать. Бык мычал, удерживая женщину на расстоянии. Но обильный поток слов-транквилизаторов не имел принципиального значения.

Главное происходило не здесь.

Манипулируя пучками куклы – профессиональный термин в отношении Юлии вызвал мерзкую оскомину – он не сразу заметил неладное. Поначалу все шло нормально. Большинство нитей перетянуты и фальшивят, как струны гитары, настроенной любителем. При нервном срыве это естественно. Убрать лишнее напряжение, расслабить, унять дрожь – и человек придет в норму. Адский труд: вести больного. Адский, но посильный. Он хорошо помнил, чего стоило маэстро Карлу вести графа Мальцова.

Да и самому доводилось.

Дело было в другом: часть нитей выглядела странно. Сперва он подумал: «незнакомо» – и осекся. Легкое мерцание. Глянцевый, словно наэлектризованный ворс. «Басовые» утолщения. Тот же эффект он наблюдал у безмозглого «овоща» Пульчинелло! Только у Пульчинелло нити-мутанты образовывали самостоятельную «сеть», отдельные пучки, уходящие корнями в темные глубины первобытных рефлексов. А у Юлии мерцающие «басы» перемежались обычными нитями, как в мышцах чередуются быстрые и медленные волокна.

Казалось, ее пучки начали фрагментарно перерождаться.

«Пробуй, малыш. Раз уж взялся…»

Он восстановил тесный контакт, ощутив легкий укол, как от разряда статического электричества. Ощущение нельзя было назвать неприятным. В Лючано вошла толика чужой энергии, помогая наладить связь. Осмелев, он принялся оглаживать нити, пытаясь ослабить вибрацию.

Впервые он работал на состояние, а не на конкретный результат: коррекция речи и движений. Шел ощупью по болоту, тыча слегой в предательскую трясину. Отыскивал точку опоры, пробовал: «Выдержит ли?» – и продолжал путь.

С «овощем» было иначе. Он не стремился уловить и понять разницу. Отвлекаться нельзя. Потом, когда все закончится, он, наверное, рухнет пластом. Такие эксперименты даром не проходят. Если работаешь куклу в состоянии аффекта, временного помрачения рассудка…

Откуда он это знает?

Он никогда не работал сумасшедших кукол!

«Это опыт, дружок. Опыт. Ты не знаешь наверняка, но догадываешься. И готов побиться об заклад, что прав. Валяй, трудись. Я в тебя верю.»

«Спасибо, Гишер.»

Копилась усталость. Он полностью сосредоточился на пучках. «Басы» делались тоньше. Ворс втягивался в струны. Надо поймать ритм колебаний, как перед сеансом экзекуции. Нащупать, слиться, войти в унисон…

…Звездное небо накрыло его перевернутой чашей огня.

Таким небо бывает лишь близко к центру Галактики, где полыхающие светила-гиганты обрушивают на планеты ливни излучений. Сияющая мгла; сумерки – россыпь драгоценностей. Скалы сверкали радугой. Парящего орла окружал яркий ореол, а по земле вслед за ним плыла целая стая пернатых росчерков. Любой предмет отбрасывал бесчисленное множество теней. Они дробились, пересекались, накладывались одна на другую, образуя узлы мрака.