Лючано отпустил пучок. Колесо вернулось в исходное положение. Кабинет профессора. «ЕЕЩУДЯРГ» за окном. И в кресле – гематрийка Эмилия Лукинична Дидье.
– Я лечу с вами, Адольф Фридрихович, – сообщила она.
Дальнейшая сцена была безобразна. Штильнер кричал, бранился, разбил стенную тарелку с дарственной надписью «Долику от друзей в день его сорокалетия!» – короче, бушевал, как мог. Запреты рисковать собой сыпались на Эмилию градом, перемежаясь угрозами увольнения и домашнего ареста. Профессор живописал трудности и опасности предприятия. Он уже забыл, что собирался отправиться в космос собственной персоной, имея в спутниках лишь проститутку-брамайни, если проститутка даст согласие, и Данилу Бобыля, если тому прикажет граф Мальцов.
Но весь пыл разбился о ледяное спокойствие госпожи Дидье.
– Я лечу с вами, – повторила она, когда профессор выдохся, охрип и замолчал. – Хотите, дайте мне пощечину. Вам сразу полегчает. Но от моего присутствия на борту «Жанетты» вам не избавиться. Во-первых, у меня есть лицензия пилота. И не ваш любительский «G-прим», а категория «Z-макро». Во-вторых, я, конечно, не проститутка, и не юная звезда подиума, но к зачатию и деторождению вполне способна. Если вы предпочтете мастурбатор, я готова стать суррогатной матерью. Надеюсь, аппаратура для искусственного осеменения на «Жанетте» имеется? В-третьих, для вашего эксперимента гематрийка ничем не хуже брамайни. Поскольку вы – техноложец, и не энергет ни в малейшей степени. Наконец, в-четвертых…
Она встала из-за стола. Зачем-то подобрала осколок тарелки, на котором сохранился фрагмент надписи «Долику от…». Лючано следил за Эмилией, не в силах понять: на кого она похожа? Складывалось впечатление, что он видел ее раньше, при других обстоятельствах – или кого-то, напоминавшего эту женщину. Твердый рот, нос чуть вздернут; волосы цвета красной меди гладко зачесаны и собраны на затылке в узел. Ну видел же, клянусь чем угодно!
Нет, память отказывала.
– А в-четвертых, – закончила Эмилия Лукинична, – одного я вас никуда не отпущу. Так и знайте. Еще восемь лет назад, на Саузе, где вы читали у нас факультатив по типологии флуктуаций, я сразу поняла: вы – гений. А гениев никуда нельзя пускать без присмотра. Пропадут ведь…
Когда профессор Штильнер молча приблизился к гематрийке и неуклюже опустился перед ней на колени, Лючано ощутил, что просыпается.
И проснулся, к великому своему сожалению.
Вчера Тарталья перестарался, затемнив стекла до полной непрозрачности. В комнате стоял кромешный мрак. Лишь светился на руке циферблат-татуировка, да тлели контроль-индикаторы разнообразной машинерии, которой был напичкан номер.
– Малый свет!
Сработало. Над кроватью зажегся ночник. Лючано выбрался из-под легкого, но теплого одеяла с прослойкой из термосейвера, и вернул окнам прозрачность. Стекла оказались самые что ни на есть современные: гидрофобный полимер с шумопоглотителем и чистящей ионизацией. Не запотевает, не пылится, диапазон прозрачности – от нуля до 99,8%, коэффициент шумопоглощения – не менее 95%. Плюс голосовой привод…
Номер только на первый взгляд выглядел провинциальным. Интересно, скрытые камеры слежения здесь тоже имеются? Впрочем, какая разница? Если Тумидус и так в любой момент, под любым углом и во все дырки…
Вняв совету незримого маэстро Карла – выбросить легата из головы, мыслить позитивно и радоваться жизни, – он с решимостью мученика зашлепал в ванную. Комплекс «Гигиена» сиял металлическим напылением, подмигивал сенсорами и приглашал к взаимовыгодному сотрудничеству. Чем не повод для позитива?
– Естественные отправления!
Унитаз – сиденье с пакетом-утилизатором – без единого звука выдвинулся из стены. И после использования по назначению уехал обратно, распространяя аромат лаванды.
– Чистка зубов!
В губы ткнулась чистящая дентат-головка – устройство, фигурирующее в бесчисленном множестве похабных анекдотов. Завистники, не имея средств на дорогое удовольствие, норовили обхаять чудо техники. Лючано послушно открыл рот, позволив аппарату хозяйничать внутри. В течение тридцати секунд лазеры, ультразвук и ультрафиолет обрабатывали полость рта, удаляя остатки пищи и зубной камень, обеззараживая, дезодорируя, заживляя десны и восстанавливая костную ткань. Закончив труды праведные, головка, как до нее – унитаз, сгинула в недрах «Гигиены».
Выбрав тоник и ароматизатор, он отрегулировал температуру и с удовольствием подставил тело упругим струям душа.
Одну из стен кабинки занимало незапотевающее, как и окна, зеркало. С добродушной усмешкой вспоминая удивительно реалистичный сон, приснившийся этой ночью, Тарталья мельком глянул в него – и заметил некую несообразность в своем облике. Не то чтобы у него заметно уменьшился живот, выпали остатки волос или выросла третья нога…
Татуировка!
Творение Папы Лусэро увеличилось раза в полтора, нарастив щупальца-отростки. Словно змеи вдруг решили покинуть родное кубло и освоить новые территории. Весь позитив мигом улетучился. Снизив напор воды до минимума, он придвинулся ближе к зеркалу, стараясь получше рассмотреть своевольную татуировку. Змеи не просто расползлись на все плечо, подбираясь к груди. Проступили объем, фактура, явственные чешуйки и наросты, похожие на присоски.
Чешется?
Вроде бы нет…
Лючано осторожно потрогал работу киттянского антиса. Обычная кожа, гладкая и мокрая. Ни припухлостей, ни чешуйчатой фактуры. Обратиться к врачу? Он глянул на табло, где мерцали результаты его анализов. Проверку организма «Гигиена» выполняла автоматически. Все показатели светились зеленым, в полном согласии с самочувствием. Врач наверняка сочтет клиента психом. А если выяснится, что татуировку делал антис, втирая в «колево» какой-то дурацкий порошок…