Куколка - Страница 102

102

Хотелось верить, что это призраки, а не хищники.

А если хищники, то сюда они не придут.

Ледяная крупа секла наотмашь. Накрыть космодром силовым колпаком никто и не подумал. Здесь, на Тамире, чье освоение едва началось, это была недопустимая роскошь. Вокруг посадочного квадрата, за робкой границей микроячеистого бетона, оттаявшего от огня из дюз бота, наросли сугробы. Лючано не слишком удивился, обнаружив меж сугробами дядьку в термодохе и шапке-ушанке, с совковой лопатой в руках.

Ловко орудуя «инструментом будущего», дядька расчищал путь горбатому автокару – к счастью, крытому.

– Садиться быстро! – уведомил допотопный громкоговоритель с крыши кара. – Машину мне не морозить! Печка на нуле, еле тянет…

Чувствовалось, что водитель испытывает мало уважения и к спасателям, и к спасенным.

Выстроившись гуськом, все затрусили по дорожке, организованной дядькой-дворником. Выданные заранее шубы пришлись как нельзя кстати. Иначе «нейрамцев» зря спасали: замерзли бы, как цуцики, не дойдя до вожделенной печки. При каждом вдохе нос каменел от холода, словно хирург, готовясь к операции, ввел пациенту в обе ноздри «метелочки» с анестезией.

Выдох сопровождался облаком пара.

Дышал свободно один Тарталья: его берег шлем МОРСа. Зато он почти ничего не видел: камеру «глаза» залепило хлопьями снега. Возможность проморгаться конструкторы системы не предусмотрели – или бедняга не знал, как ее включить. Замыкая процессию, слепо уставясь в затылок идущего впереди Бижана, он вжимал голову в плечи, стараясь уберечь остатки тепла.

Подошвы скользили. Влажность здесь была сумасшедшая. Бетон заиндевел, покрылся ледком, предательски уходя из-под ног. Колени дрожали от усталости и напряжения. Бурный полет на «Нейраме» давал о себе знать.

«Упадешь – костей не соберешь… – он еле сдерживался, чтобы не ухватить Бижана за плечо. – Или «жилетка» выручит? Китта, курортная Китта! – не ценил я, дурак, твой дивный климат…»

– Ты что, слепой?

Как выяснилось, он уже с полминуты тыкался в ступеньки автокара, не соображая поднять ногу и войти в салон. Выскочив из кабины, водитель ухватил его подмышки и с силой, достойной гидравлического домкрата, втолкнул в кар.

Вслед донеслась брань, скомканная ветром.

Дверь захлопнулась. Герморезина с шипением затянула стыки, отсекая зиму. Спасенные зашевелились, откидывая капюшоны, чихая, сморкаясь, протирая глаза. Спасатели уже успели влезть в кар через переднюю дверь. Они хохотали и пускали по кругу булькающую флягу размером с колесо. Спасенным выпить не предлагали – видимо, боялись отравить.

Лючано плюхнулся на сиденье у окна. Камера оттаяла, зрение вернулось в полном объеме. Даже лучше: «глаз» на «удочке» брал в расчет и ночь, и пургу, и царапины на стеклопакете окна. Снаружи, подсвечены искрящейся круговертью снега и луной, вынырнувшей в просвет между тучами, мелькнули жирные туши рудовозов. Корабли ночевали в секторе отправки. Приемные шлюзы были выдвинуты до половины, наводя случайного зрителя на постыдные мысли.

Казалось, рудовозы собрались для спаривания.

Мерцая зеленоватым светом, впереди появились терминалы. Их было два: грузовой и пассажирский, большой и маленький. Ну да, руду здесь гоняют часто, а людей – редко…

– Что добывают на Тамире?

– Разное, – отозвался кто-то из спасателей, крякнув после доброго глотка. – Никель, цинк, молибден. Промышленная слюда, алмазы. На Энском плоскогорье есть торий и уран. В устье моря Лоренца – пьезокварц. Китов, опять же, бьем…

Он хихикнул, как если бы сказал откровенную сальность.

– Бьем! – заржали коллеги рассказчика. – В глаз! Чтобы шкуру не портить!

Лючано ничего не понял, а переспросить постеснялся.

Кар остановился у пассажирского терминала. Здесь уже ждали пять человек, укутанных в меха. Подкладку верхней одежды тамирцев густо пронизывали термические нити. Но при здешних морозах сунуть нос в пушистый воротник – первейшее дело.

Еще трое стояли в холле терминала, за стеной из льдистого плексанола – незапотевающего, устойчивого к инеистым «кружевам» материала.

– С вещами на выход! – пошутил водитель через акуст-линзу внутренней связи. – Шевелись, братва! Чай стынет, спирт выдыхается!

В терминал из кара спасенные бежали куда быстрее, чем из шлюза спасбота – в кар. Отогревшись в салоне, никому не хотелось мерзнуть по-новой. Разогнавшись, Лючано влетел на эскалатор, не удержал равновесия и – эскалатор был коротенький – ткнулся забралом шлема в грудь «принимающей стороны».

Послышался звон.

– Ох, простите!

– Пустяки! – добродушно расхохотался тамирец. Большой, толстый, с пышными усами, закрученными на концах «винтом», он словно сошел со страниц ретро-журнала. На груди его, ввинчена в плотную замшу тулупа, красовалась жестяная бляха – восьмиконечная звезда с вырезанной надписью «Альгвасил».

Именно бляха и была причиной звона.

«Альгвасил? – попытался сообразить Лючано. – Врач? Администратор? Полицейский?»

Умный шлем, уловив замешательство носителя, спустил камеру пониже – она чуть не уперлась объективом в бляху. Миг, и в верхней части транслируемого изображения побежали строчки, взятые из какого-то справочника:

«Альгвасил (террафим. Alguaciles; ближайший аналог: шериф) – служитель правосудия. Alguaciles mayores получает право исполнения правосудия по наследству или от местных властей. Alguaciles menores – судебные исполнители, жандармы и пр. Знаки власти А. – бляха и жезл…»

Лючано мотнул головой. «Удочка» взвилась в исходную позицию, подсказка исчезла.

102